Месть княгини Софьи  - Александр Прозоров

Здесь, в уюте густых чащоб, людям жилось спокойно и сытно, и только заезжие купцы привозили сюда вести о том, что в большом мире Василий Юрьевич никак не успокоится, что все еще пытается собрать сторонников для свержения государя Василия Васильевича. Но собственная дружина старшего из братьев для сего дела оказалась слишком мала, Новгород и Тверь ссориться со столицей не желали, и единственными, кто отозвался на призывы старшего сына Дмитрия Юрьевича, стали вятские ушкуйники[28].

Однако речным пиратам, известное дело, все равно, кого грабить, – хоть Орду, хоть Москву, хоть Данию, хоть Персию. Хватило бы токмо сил выбранную жертву одолеть!

И тем не менее какую-то рать князь Василий за два года все-таки собрал – и решил вновь бросить вызов сводному брату. Вестимо, собрался еще раз малой силой превосходящие полки разгромить. Раньше ведь завсегда получалось!

О последней неприятности князь Галичский узнал уже не из приносимых купцами слухов, от государева гонца, в конце февраля примчавшегося из Москвы. Письмо с великокняжеской печатью призывало в поход супротив крамольника Василия Юрьевича.

Против собственного брата…

Возможно, присяга верности и заставила бы Дмитрия Юрьевича перешагнуть через родственные чувства, но спокойствие и тишина отчего Заволочья успели до краев наполнить его душу, и возвращаться к суете и скандалам, к предательству, обману и кровавым сражениям московских будней ему не хотелось.

Спустя неделю галичский князь призвал гонца и передал ему запечатанную грамоту.

– Верный своему долгу, я с радостью помогу своему брату, нашему государю, – на словах объявил он посланцу. – Но мои дружинники ныне разъехались по усадьбам, лесные дороги завалены снегом. Собрать бояр получится не быстро. Передай Василию Васильевичу, я могу задержаться.

– Все передам в точности, – поклонился московский воин и покинул горницу.

– Что прикажешь, Дмитрий Юрьевич? – все же спросил правителя стоящий возле трона боярин Гордей, сын Полуяра. – Созывать ополчение?

– Ничего не прикажу, – ответил Дмитрий Красный. – Пусть московские князья разбираются в своих бедах сами. А нам здесь и без них хорошо. Перестанем отзываться, и надеюсь, в Москве про нас вскорости и вовсе позабудут.

14 мая 1436 года. Берег реки Череха, неподалеку от Ростова

Обширное поле на высоком берегу реки, судя по неровной земле, распахивалось о прошлом годе под огороды, а ныне стояло под парами. Вернее – стояло бы, кабы не пять тысяч храбрых русских витязей, пришедших сюда со многих краев земли, откликнувшись на призыв Великого князя к исполчению. Пять тысяч воинов, пять тысяч телег, почти двадцать тысяч лошадей – и покрытый свежей зеленью луг оказался всего за пару часов истоптан до земли и превращен в сухую глинистую корку, словно приготовленный к обжигу, уже хорошо просушенный горшок.

На обширной, в несколько верст, территории, лишь в некоторых местах украшенной небольшими березовыми рощицами, да отдельными ивовыми полосками, выросшими возле неглубоких ручейков, вольготно раскинулся ратный лагерь из многих и многих сотен полотняных палаток, татарских юрт и простеньких шалашей, окруженных из составленных в круг оглоблей с накинутыми на них коровьими или конскими шкурами.

Среди обычных походных домов великокняжеский шатер выделялся высотой и размерами. Его центральная часть длиной и шириной в двадцать шагов, щедро украшенная синим и алым атласом, поднималась на четырех слегах, в пять саженей высотой каждая, к ней примыкало два крыла, десяти саженей от края до края. Над входом выдавался обширный полог, землю под которым закрывала хоть и подвытертая, но толстая кошма. Внутри, само собой, пол закрывали цветастые ногайские ковры, стены утепляло сукно, расшитое львами и сказочными цветами. Причем на роспись мастера не пожалели ни яркого катурлина, ни золотых и серебряных нитей.

Внутри уже пылало пламя в выложенных камнями очагах, растекался запах жареного мяса и хмельного меда, а возле расстеленной прямо на полу скатерти сидели, поджав ноги, московские воеводы – в очередь зачерпывая ковшами стоячий хмельной мед из большого дубового бочонка и закусывая его копченым судаком, отламывая белую ароматную плоть прямо от лежащей на блюде рыбьей туши не меньше двух пудов весом.

Не самый роскошный, понятно, пир – но что поделать, коли слуги еще не разобрали возки с посудой и мебелью, а оленьи туши над огнем не успели достаточно прожариться?

Вот и приходилось служивым терпеть походную скудость. На то ведь они и воины, чтобы не склонять головы перед лишениями!

За скромным походным столом Великого князя собралась высшая русская знать: князья Дмитрий Юрьевич и Василий Ярославович, князь Владимир Старицкий, князь Петр Воротынский и Кудеяр Устюжский, а также уважаемые воеводы бояре Гордей из Нижнего Новгорода и Мамай из Тулы, приведшие с собой ополчение из тамошних городов. И раз уж здесь собрались одни воины, то и разговор, понятное дело, шел о делах ратных, походных.

– Как полагаешь, Дмитрий Юрьевич, – обратился государь к сидящему рядом, во главе стола, своему недавнему врагу, а ныне лучшему другу и союзнику. – На что надеется твой брат? Ведь у него всего полторы тысячи бояр супротив наших пяти! Почему он не отступит, зачем сражается?

– Ты когда-нибудь играл в шахматы, государь? – прожевав рыбу, ответил сын лучшего полководца ойкумены. – Для победы в оной игре необязательно иметь преимущества в силах. Надобно лишь сразить «короля». Если тебе удалось поставить мат королю, то неважно, насколько больше у него слонов, коней и пешек. Победитель получает все!

– Но мы же не в шахматы играем, брат мой, – возразил Василий Васильевич. – В настоящей войне иные законы!

– Как знать, государь, как знать, – пожал плечами Дмитрий Юрьевич. – Подумай, брат мой, ведь чтобы справиться с тобой одним, хватит и нескольких сотен воинов. А без тебя, нашего властелина, какой смысл во всех прочих пяти тысячах ратных людей?

– Скажешь тоже, княже! – рассмеялись собравшиеся воеводы. – Кто же Великого князя одного оставит?

– Способов немало, – невозмутимо ответил Дмитрий Юрьевич. – Можно главные силы ворога на ложную цель выманить, а тем временем всеми своими силами ударить по оставшемуся в одиночестве правителю, можно засаду устроить и на переходе аккурат одну свиту атаковать, можно на лагерь внезапно напасть, покуда все воины, бездоспешны и безлошадны, отдыхают. Супротив безоружных да пеших ратников несложно и десятикратно меньшими силами управиться.

– Да ладно, княже, как такое возможно?! – продолжили отмахиваться собравшиеся за походным столом бояре. – Сие лишь пустые фантазии! В настоящих походах таковых случаев отродясь не случалось.

– Мой брат хитрый, – пожал плечами Дмитрий Юрьевич. – Он чего-нибудь придумает.

– Да чего тут можно придумать-то? – попивая медок, мотали головами воеводы. – У нас пять тысяч воинов, у него только полторы. Как ни хитри, а такового преимущества не поменять!